Обывательская куртуазность

                             ежегодное.

                           Для описания и ощущения осени есть всего три цвета : оранжевый , охра и серебристый... В них можно увидеть и почувствовать все:

и шорох опадающей листвы

и туманные рассветы

и тихие сумерки

и горьковатый аромат хризантем

и прозрачность неба

и шероховатость коры

и бабье лето - последнее "прости" теплых дней

и цвет огня в печи

и женские ноги в чулках

и принятие окончательных решений

и окончание эйфории чувств

и иллюзорную дремоту природы

и чай по вечерам

и свечи на столе

и тишину

и покой....

и затаенное ожидание любви...

Добавлю еще один цвет - белый. Как утренние заморозки на осенней листве...

               
                                                                                                                                                                                            
            Yoho Tsuda (Japanese, 1923–2014) , Tree with Yellow Leaves , с.1980  , Chromogenic print

                         Не очень люблю читать мемуары и воспоминания. Все видится какая-то недоговоренность, мишура , желание скрыть или приукрасить. Всё вполне человеческое, которое не коробит в реальности, в воспоминаниях почему-то ... озадачивает. Будто автор обязан изложить все как на исповеди).
                         В фб во второй раз подкинули ссылку на воспоминания  А.Германа   . И , как в первый раз , не могла оторваться. Здесь он больше говорит о Евгении Шварце , дневники  которого начну читать обязательно. Если Мироздание намекает повторно, то это неспроста).
                         Мельком великий режиссёр  сказал  о своем фильме "Мой друг Иван Лапшин". И вот тут круг замкнулся. Книгу Ю.Германа "Один год", по которой и поставлен фильм, в первый раз я читала классе в шестом. У бабушки был зачитанный экземпляр - страницы в разводах, с отпечатками чужих пальцев на полях, с запахом шипра. И героический Лапшин, и Ханин, и  беглый вор Жмакин, а особенно Патрикеевна , которая у себя в нише выпивала мерзавчик водки (само слово "мерзавчик" меня веселило ужасно), - все они были близкие и понятные. И жили каким-то общежитием, очень похожим на нашу коммуналку. И как мне было жаль храбрившегося после смерти жены Ханина, который искал опасности, чтобы не жить без неё , одному. Неловкий , не умеющий признаться в любви Лапшин. Конечно, ни фига я не понимала скрытых и явных намёков на опасности того времени. Просто нравилась книга. И когда "нечего было читать" (о самоуверенные суждения подростка), брала "Один год", открывала на любой странице , и - ап! - путешествие началось. Да оно и не заканчивалось. И не заканчивается. Дома стоит новый том , свежий, в отпечатками моих пальцев и ароматом духов.
                       Фильм разрушил мои детские  щенячьи восторги. Он весь - крик о том опасном времени. В нем то, что пряталось внутри , вывернуто наружу.